Вещи, незаметно отравляющие вашу жизнь

Если спросить человека о его страхах, он чаще всего называет обычные фобии — боязнь высоты, перелетов или замкнутого пространства. Но не всегда он осознает свои глубинные переживания, которые отравляют жизнь незаметно.

Однажды у меня случился глобальный переезд, когда пришлось перебрать все содержимое квартиры, самое нужное взять с собой, остальное оставить на хранение или выбросить. Я не отношусь к шопоголикам и отчаянным модницам, поэтому дюжина мешков с одеждой, которую пришлось вынести на помойку, стала для меня полной неожиданностью. На шкафах нашлись чемоданы, плотно забитые синтетическими свитерами, поношенными пальто и юбками как минимум трех размеров — от сорокового до… не будем об этом.

Зачем-то я берегла тряпки, которые теоретически могли пригодиться, если меня вдруг разнесет или, наоборот, отощаю; если настанет сорокоградусный мороз, а мне понадобится спать на земле; если придется разгружать машину картошки; если моя актуальная одежда внезапно исчезнет, а другой купить не смогу. При этом носила-то я десятка два вещей, а хранила горы.

Это было бы смешно, когда бы не портило жизнь: я всегда думала, что квартира у нас слишком маленькая и безобразная, ее невозможно устроить на мой вкус. Выходит, барахло пожирало не только место, но и уют, и повседневную радость. 

Пытаясь понять, почему это произошло со мной, я нашла только один ответ: меня мучил страх. В первые годы брака нам вечно не хватало денег, я не смела ничего выбрасывать — вдруг через год понадобится, а купить будет не на что. Как же избавиться от почти хорошей, теплой одежды, а если надо будет стоять в очереди на морозе? А обувь — как выкинуть потертые туфли тридцать четвертого размера, где взять другие?!

Неважно, что бесконечные очереди за едой закончились в начале девяностых. Неважно, что только в ранней юности мне приходилось ходить в одних и тех же лодочках фабрики «Парижская коммуна» с апреля по октябрь. Бедность была прописана у меня в подсознании. Это не мшелоимство — это страх.

Недавно моя подруга, живущая в  городе, где нет зимы, осознала, что годами не выбрасывала старый кашемировый свитер по единственной причине — его можно продать в голодное время. У нее тоже нашлось несколько мешков отличной одежды на черный день, потому что в семейной памяти хранились строчки из блокадных писем дедушки: «Обменяй мой костюм  на жмых». Это не скупость — это страх.

Есть люди, готовые добывать крошечные деньги любыми недостойными способами. Нет, они не грабят и не убивают, но крысятничают по мелочи. Кто-то приторговывает заведомо бракованным товаром, другие за триста рублей изображают сознательных граждан на митингах, третьи подставляют коллег ради копеечной премии. Далеко не все они без совести и стыда — многие просто напуганы призраком нищеты. Это не подлость — это страх.

Кто-то чувствует себя в безопасности, когда в доме много еды. Полки забиты крупами, в морозильнике запас мяса, фрукты то и дело портятся. В ресторанах они часто заказывают слишком много блюд, потому что вид обильного стола их успокаивает; остатки огромных порций забирают домой, а через пару дней отправляют в мусорку. Постоянно переедают, ведь сытость равна достатку. Это не обжорство — это страх. 

Мы храним смешные платья со школьных дискотек, крошечные юбки, которые теперь натянешь разве что до колен, кукольные шорты, вмещавшие попу двадцать килограммов назад. Никто не надеется настолько похудеть, но мы не готовы поверить, что юность ушла навсегда, а впереди маячит старость с ее чинным гардеробом. Если нежную хрупкость наших тел помнят только эти нелепые тряпочки, как же их уничтожить? И это не глупость — это страх.

И мы длим отношения, из которых страсть и радость навсегда ушли в песок, а на их месте растут только боль или глухая тоска. Но отпустить — значит остаться одному, без того проклятого стакана воды, без надежды; лицом к лицу со своей тревогой. Поэтому невозможно перестать цепляться так, будто этот человек последний на земле. Но это не любовь — это страх.

Когда я замечаю страх в других людях, даже не смею сказать «не бойся», потому что все мы храбры с чужими демонами и беспомощны со своими. Можно только спросить: чего ты боишься? Загляни в себя и пойми, может быть, привычный ужас на самом деле давно над тобой не властен.